IBM

Прошло много лет. Звонит нам Мартман и говорит: «Коля, я в Израиль уезжаю. Навсегда. Приходи, у меня к тебе дело есть». Мы поехали, он оглядываясь, как тогда, когда водил нас в типографию, ввёл в свою лабораторию, где чинил машины, поднял какую-то тряпку и говорит: «Я списал одну машину, хотите?» И вот за тысячу рублей, большая сумма по тем временам, стоит огромная айбиэмовская штука. 
– А шарики?
– Любые. У меня их сколько хочешь. Только они тяжёлые. Вечером подъедешь с другого входа.
На этих шариках было тридцать или сорок шрифтов – большие, маленькие, наклонные, какие угодно. Приезжаем, беру машинку – неподъёмная! Чугунная станина, большая, еле поднимаю, а от машины сзади тянется вот такой толщины шланг к вот такому блоку памяти!

И нельзя отключить. А там были, не поверишь, просто перфокарты, на которые всё записывалось. Эта штука ещё тяжелее. Не помню как мы это всё дотащили до Нивы.

Я тогда всё печатал, не включая блок памяти, смотри. 

Она печатала на ленте, похожую на VHS кассету, выбивая из этой ленты идеального качества букву, блестящую, выпуклую. Ты можешь себе представить, что была ещё липкая кассета, она отклеивала буквочку, очень удобно исправлять ошибки. Но. Эти ленты одноразовые. Был запас, но он заканчивался, я же всем печатал. 

Вот те на, думаю, стоит машина, миллион стоила, потрясающая, есть шарики, а ленты закончились.  Мы тогда по комиссионкам часто ходили, один раз вдруг вижу наши кассеты. Продавец говорит: «Это от каких-то машин, по 5 рублей, никому не нужны». И мы купили ещё целый ворох.

Но и эти кассеты стали заканчиваться, а тут перестройка. И вот на Брестской улице, на второй, сейчас там это же, кажется, чешское посольство, стоит огромный контейнер, а я всегда интересовался, чего выбрасывают, смотрю – пачки бумаги, в упаковке! Мы побежали домой за машиной. Когда залезли в контейнер за бумагой, хорошая бумага оказалась, смотрю, не может быть, тысячи этих кассет! Помню, еле влезло в машину. Ну, думаю, мы столько не истратим за всю жизнь – и стирающая лента, и такая, и бумага.

А потом компьютеры появились, машина занимала гигантское место, её вдвоём нельзя было поднять... и вот конец этой истории. Подружился я с Солженицыной. Они только переехали из Америки. У нас появились какие-то дела, она стала ходить к нам в гости и говорит как-то: «У нас такая проблема, вы не представляете: половина Александра Исаевича работ пропали. Мы, когда жили в Америке, всё записывали на перфокарты, привезли сюда эти перфокарты, несколько ящиков, а машин таких уже нет в живой природе. Я звонила в Америку, давно все уничтожены и на свалках. Нет таких машин!» Она не знала, как сказать Солженицыну, что нельзя ничего распечатать с перфокарт.

– Наталья Дмитриевна, а пойдёмте-ка со мной. Это вы имели в виду?

Помню выражение её лица – НЕ МОЖЕТ БЫТЬ!
Так бывает?